«Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе, дабы оно доставляло благодать» (Еф. 4:29)

Слово - это инструмент созидания. Его высшая мера - способность творить, а не разрушать, доставлять благодать, а не гниль. Мат - это не просто лексический мусор. Он берёт самое сокровенное, интимное, святое - акт со-творения, тайну тела - и цинично выворачивает наизнанку, связывая источник жизни - с агрессией, унижением и грязью. Это анти-творение, попытка превратить святыню в проклятие.

Кажется, когда это просто «фон», слово без адресата - в нём нет беды. Но вот способ проверить слово: попробуй применить его к тому, кого любишь, к его лицу, его телу. Испытай и увидишь, как одно противно другому. Язык любви по своей природе трепетен и нежен - он отторгает грубость, как живое отторгает мёртвое. И если для любви мат невозможен, значит, он несёт в себе яд.

Но послушай, есть и высшая близость - и высшая чистота. «Вседержитель вездесущ» - не просто красивая метафора. Ты всегда находишься в Присутствии. Если бы ты видел Бога так же ясно, как лицо любимого человека - твоя речь изменилась бы мгновенно. В присутствии Святого ты не только удержал бы грубость - ты постыдился бы даже движения мысли, из которого она могла бы родиться. «Горе мне! Погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами» - так Исаия предстал перед Господом. Там, где чистый трепещет перед Пречистым, мертвящий яд мата перестаёт быть просто грубостью. Это - как плюнуть в храме, зная, что Отец смотрит.

А для творца, рождающего образы, вопрос даже не в букве запрета. Снова говорю: мат убивает нежность в человеческой любви; в присутствии же Святого он обнажает свою ядовитость. Мат грязнит пространство, в котором рождаются образы. Пойми: через мёртвую ткань дерево не напитает ветвь.

Спасибо всем, кто ждал. Ваше ожидание поддерживало меня, когда в тишине, по звуку и на ощупь, придавал форму тому, что сопротивлялось форме. Каждая музыка - испытание. Каждая музыка проверяет на прочность: или проходишь, или снова откладываешь. А возвращаясь, вновь садишься в пустоте, вглядываясь в неё, как в ночное небо - в поисках ответов на вопросы, которые даже не можешь сформулировать.

И ещё тихая благодарность - тому, чья музыка вела меня, пока я учился слышать. Он оставил свой сад , а я захожу туда иногда - срываю звуки, ношу их с собой, пока не опадут лепестки. А потом они прорастают во мне чем-то новым... Но таким узнаваемым - словно цветы помнят руки садовника даже на новой земле.